В книге рассказано о последнем научном подвиге выдающегося ученого Луи Пастера - создании им метода предохранительных прививок против бешенства. Авторы знакомят читателя с историей получения и совершенствования этих прививок, острой борьбой, развернувшейся вокруг них, а также с судьбой пастеровских прививок. Много внимания уделено роли русских ученых в победе пастеровского метода. Книга рассчитана на широкий круг читателей.

ПОСВЯЩАЕТСЯ
100-летию со дня основания
Института Пастера в Париже
и дружественным узам, связывавшим
Пастера с учеными России

ПРЕДИСЛОВИЕ

От химии к микробам

Когда мы пытаемся оценить огромные заслуги Луи Пастера перед человечеством, то создается впечатление, что он целеустремленно занимался лишь теми вопросами, которые были непосредственно связаны с неотложными практическими задачами, а разнообразие этих работ и широкий круг тем, занимавших его, заставляют думать, будто ученый, подчиняясь обстоятельствам или по прихоти, был и химиком, и кристаллографом, и биологом, и ветеринаром, и, наконец, медиком.

Однако ничего более ошибочного о научном творчестве гениального исследователя сказать нельзя.

Действительно, все научные изыскания Пастера имели обязательный и быстрый выход в практику, вклад был всегда важным и значительным, так как он затрагивал широкий круг проблем естествознания, тесно связанных, последовательно вытекающих одна из другой. Поиск глубинной связи изучаемых им явлений продолжался до тех пор, пока, наконец, не выяснялась суть изучаемого предмета.

"Сорок лет теории дали человечеству то, чего не могли дать сорок веков практики", - так определил заслуги замечательного исследователя К. А. Тимирязев.

В этом легко убедиться, кратко ознакомившись с жизн юинаучной деятельностью Пастера.

Великий ученый родился в 1822 г. То было время, когда во Франции революционный шквал под лозунгом "Свобода, равенство и братство!" смел феодальные порядки, когда страна пережила многолетние кровопролитнейшие наполеоновские войны, приходила в себя, устремляя силы во все сферы хозяйства.

Детство и юные годы Пастера прошли на северо-востоке страны, в области, которая издавна зовется Франш-Конте. В южной ее части (в горном департаменте Юра) есть городок Доль - родина будущего ученого. Однако сам Пастер родного городка не знал и увидел его лишь на склоне лет, когда 14 июля 1883 г. в день национального праздника сограждане пригласили ученого на торжества в честь установления статуи Мира и открытия мемориальной доски на том доме, в котором он родился.

Много глубокого смысла вложили жители городка в обе эти торжественные церемонии.

Однако существует и другой городок, имеющий даже больше оснований гордиться тем, что с ним связано имя Пастера, это крохотный Арбуа. Здесь поселились родители ученого, здесь он вместе с отцом, стремившимся к самообразованию, одолевал по вечерам школьную премудрость. И впоследствии, где бы ученый ни работал, он всегда возвращался в родной дом в Арбуа, чтобы собраться с мыслями или силами, сосредоточиться или отдохнуть.

Испокон веков жители здешних мест занимались на равнинах полеводством, в предгорьях выращивали сады и виноградники, на плоскогорьях пасли стада овец и коз (отметим, сколько прикладной химии использовалось в хозяйстве: виноделие, производство сыров, обработка кож, крашение шерсти, наконец, приготовление хлеба насущного).

Прадед ученого, вероятно, человек недюжинного характера, еще до революции завел кожевенное дело. Кожевниками стали и дед, и отец, бывший унтер-офицер наполеоновской армии. Для своего сына он хотел другой судьбы и вынашивал честолюбивые планы дать ему образование, видел своего Луи наставником в школе Арбуа.

Трудолюбие, упорство, терпение, глубокое понимание долга составляли стержень духовных ценностей той среды, в которой рос будущий труженик науки, и это был бесценный дар предков. Именно за эти качества ученый глубоко уважал своих земляков из Франш-Конте. "Он восхищался их простотой,... мужеством, с которым многие из них годами упорно боролись с нищетой...", - отмечал его первый биограф. Да и о себе впоследствии Пастер любил повторять: "Моя единственная сила - это мое упорство".

В юности у Пастера проявился талант большого художника, он много и самозабвенно рисовал портреты. Об этом можно было бы не упоминать, так как, уйдя в науку, к живописи он больше не вернулся. Однако его богатейшее воображение, без которого не бывает настоящего ученого, особая проницательная зоркость и умение заметить в обычном необычное помогли ему в научной деятельности.

Недаром его ученик Н. Ф. Гамалея сказал: "Представим себе художника, обладающего богатейшей творческой фантазией, но воплощающего свои создания в сфере науки и опыта... Этот ученый и есть Пастер!".

От Арбуа было рукой подать до Безансона - древней столицы Франш-Конте. Безансон явился третьим городом, оказавшим заметное влияние на судьбу ученого (кстати, земля этого края была щедра не только на одни виноградники: из Безансона родом были земляки Пастера - великие романтик Виктор Гюго и мечтатель Шарль Фурье).

В Безансоне Луи Пастер, окончив в 1838 г. колледж, получил опыт преподавательской работы. Шестнадцатилетний подросток работал помощником учителя, а также занимался репетиторством по физике и математике. В 1840 г. подготовился и сдал экзамен на степень бакалавра литературы, а через год - бакалавра математических наук.

Затем он отправляется в Париж, собираясь держать экзамены сразу в 2 института - в высшую нормальную школу, где готовили преподавателей для высшей школы, и в Высшую политехническую школу, но, оценив свои силы и средства, с сожалением оставил мысль о политехнической школе.

Париж в судьбе Луи Пастера занял особое место - здесь он стал ученым.

Целый год юный провинциал, подрабатывая репетиторством в пансионе Латинского квартала, посещал курс лекций в одном из столичных лицеев и еще успевал слушать в Сорбонне лекции знаменитого химика-органика Ж. Б. Дюма. Вот здесь-то он и нашел себя, понял: химия - его призвание.

В 1843 г. в возрасте 21 года он наконец становится студентом Высшей нормальной школы (старейший вуз Франции, давший блестящих деятелей науки и литературы) и усердно готовится к преподавательской деятельности, а, кроме того, много занимается в химической лаборатории Сорбонны.

Это было время, когда во Франции завершался промышленный переворот, а по темпам экономического развития она на целые десятилетия опередила другие страны континента. Особенно ярко расцветала во Франции химия, с которой связаны имена замечательных ученых. Это были и учителя и старшие современники Пастера - Ж. Б. Дюма, Ог. Лоран, П. Эж. М. Бертло, Ш. Ф. Жерар, А. Ж. Баляр. Большое влияние на будущего ученого оказали также кристаллограф Ж. Б. Био и физиолог Клод Бернар.

С начала XIX века стала изживаться независимость различных отраслей наук; еще в 30-е годы самые прозорливые естествоиспытатели отмечали их взаимопроникновение.

Уже на ранней стадии своей научной работы это уловил и молодой Пастер: "Для выяснения неясных вопросов химии, - заметил он, - очень полезно прибегать к близким ей дисциплинам - кристаллографии и физике. Такое всестороннее изучение особенно необходимо при современном состоянии науки".

В то же время все шире и прочнее утверждается в науке унаследованный от Галилея, Ньютона и Лавуазье экспериментальный метод исследования: исходный момент в изучении явлений - не теория и рассуждения, а природа и целенаправленно поставленный опыт. Этот метод включал необходимость количественных измерений (вес, температура и т. д.).

И все большее значение приобретала связь науки с хозяйственным развитием.

В такой атмосфере определялась направленность научных поисков Пастера - его химические исследования тесно переплетались с прикладной химией, выдающиеся открытия в которой были сделаны им при изучении органических веществ.

На первом же году учебы в Высшей нормальной школе его заинтересовала одна журнальная статья, в которой видный немецкий химик привлек внимание естествоиспытателей к обнаруженной им неувязке в поведении двух органических кислот, широко применявшихся в промышленности - винной и виноградной. Было известно, что они идентичны по химическому составу, имеют одинаковой формы кристаллы, а вот оптические свойства у них оказались разные - в лабораторных исследованиях винная кислота отклоняла поляризованный луч вправо, а виноградная луча не отклоняла. Почему?

Года 3 студент пытался раскрыть эту загадку природы. Наконец, именно ему, 25-летнему Пастеру, удалось установить причину такого странного явления и, что особенно существенно, представить неоспоримые экспериментальные доказательства.

Он обнаружил, что кристаллы винной кислоты асимметричны, существуют в двух видах, являясь по форме зеркальным отражением друг друга (разница между ними в принципе такая, как между правым и левым башмаком), они - несимметричные двойники. В растворах же кристаллы одного вида отклоняют световой луч вправо, а другого - всегда влево (поэтому одну из этих кислот принято называть правовращающая или "правая" винная, а другую - левовращающая или "левая" винная).

А виноградная кислота представляет комбинацию двух этих видов винной кислоты, уравновешивающих друг друга, поэтому в отношении светового луча она остается нейтральной.

Пастер стал первооткрывателем явления, еще неведомого химикам: в природе есть вещества, кристаллы которых существуют в двух зеркально отраженных формах.

В чем же сущность этого явления, чем его можно объяснить?

Эксперимент заставлял изучать первоосновы строения вещества. Открытое явление стало веским и наглядным доказательством существования атомов. Пастер сделал вывод, что наличие зеркальных двойников определяется различным расположением атомов в пространстве молекулы.

Этот вывод оказался теоретически очень важным. Через 20 лет он явился исходным моментом для создания голландским химиком Я. X. Вант-Гоффом науки стереохимии.

Русский химик Н. Д. Зелинский работу Пастера по органическим кристаллам оценил уже в 90-е годы как "в теоретическом отношении самую выдающуюся из его работ".

Открытие Пастером асимметрии в строении молекул органических веществ имеет еще одну очень важную особенность - ученый полагал, что она может пролить свет на тайну происхождения жизни на Земле.

Пастер закончил институт признанным ученым. Кристаллам он собирался посвятить всю свою научную деятельность.

Настал революционный 1848 г. Народ Парижа поднялся против монархии. Вместе с другими студентами Пастер записывается в ряды национальной гвардии защищать республику.

Впоследствии ученый не принимал участия в общественных движениях. Он выбрал бои с жесточайшими болезнями. Его оружием был микроскоп, а полем битвы - лаборатория и кафедра. Эти сражения требовали не только сверхчеловеческой работоспособности, но и большого мужества.

Через год после окончания Высшей нормальной школы Луи Пастер стал работать профессором химии в Страсбургском университете. Оттуда, как за золотым руном, он путешествовал по многим промышленным городам Европы, чтобы найти способ получения виноградной кислоты из "правой" и "левой" винных кислот. Не нашел. Тогда в Страсбурге Пастер сам разработал этот способ, доказав практически свои теоретические выводы.

В страсбургской лаборатории он замыслил грандиозные исследования, пытаясь раскрыть тайну асимметрии органических веществ, чем надеялся пролить свет на возникновение жизни на Земле.

"Правда, - писал он, - надо быть немного сумасшедшим, чтобы заниматься тем, чем я занимаюсь". Решение поставленной им дерзкой задачи опережало возможности тогдашней науки. И сейчас, в конце XX века, эта тайна природы современной наукой до конца еще не раскрыта.

Во время этих опытов в руках Пастера оказалась ариаднина нить, которая с логической последовательностью, не считаясь с горячим пристрастием ученого к кристаллам, отдавшего им десятилетие своего труда и готового отдать им целую жизнь, разлучила его с ними и повела к изучению мельчайших организмов. Он оставил кристаллы. Думал, на время, оказалось - навсегда, о чем он не переставал жалеть всю жизнь.

Два факта привлекли тогда его внимание. Первый: плесневый грибок, помещенный в растворы "правой" или "левой" винной кислоты, почему-то сбраживал "правую" кислоту, а "левая" оставалась неизменной. Второй: если грибок выращивался на виноградной оптически нейтральной (т. е. не отклоняющей поляризованного луча) кислоте, то вскоре она превращалась в оптически деятельную "левую" винную кислоту.

Куда пропадала "правая" кислота? Неужели грибок каким-то образом различал кислоту "правую" и "левую"? В этом обнаруживалась связь явлений химических с биологическими, что привлекло внимание Пастера к процессам брожения.

В 1854 г. Пастера назначили деканом и профессором химии в университет крупного центра сахарной и бродильной промышленности на севере страны - Лилля, где он продолжал изучать эти вопросы. Кроме того, промышленники просили профессора выяснить, почему на заводах нарушился процесс изготовления спирта из свеклы. Пастер выяснил, что брожение вызывают мельчайшие живые существа - дрожжи. Нормальное брожение соков осуществляют спиртовые дрожжи, а в заводских чанах, где такое брожение было нарушено, размножились микроорганизмы, которые вызывают молочнокислое брожение.

Что же такое брожение?

Существовала химическая теория этого процесса, ее как будто надежно обосновал знаменитый химик Либих. Она гласила: брожение есть химический процесс, при котором сахар преобразуется в спирт и углекислоту. Все химики это знали.

Пастер установил совсем иное: все виды брожений (спиртовое, молочнокислое, уксуснокислое, маслянокислое) - всегда связаны с жизнедеятельностью микроорганизмов. Это была не просто химия, а процесс "крайне сложный, какими бывают связанные с жизнью явления". Возбудителей оказывается великое множество, и каждый вид брожения вызывается своим микробом, они не присутствуют, а действуют.

Опыты, начатые в Лилле, Пастер перенес в Париж, *УДа был переведен на работу в Высшую нормальную школу, где прославил свою лабораторию, которая почти 15 лет ютилась в двух каморках чердака, а сушильня - в чулане под лестницей, куда ученый попадал, только став на колени.

В ходе 20-летних исследований Пастер усовершенствовал экспериментальный метод, которому, как он сам считал, был обязан всеми своими открытиями. Пастер внес точные аналитические приемы в изучение биологических объектов, а для исследования микроба определенного вида поставил необходимое условие - изоляцию его от других. Использование определенного микроорганизма без примеси посторонних микробов другого вида получило название метода чистых культур.

Пастер установил, что некоторые микробы, участвующие в процессе брожения, живут без доступа свободного воздуха. Ему удалось открыть даже таких микробов, которые в кислороде погибают. Он назвал их анаэробами, а само явление - анаэробиозом.

Исходя из этих данных, Пастер определил некоторые виды брожений как жизнь без кислорода, что привело к открытию раздела биологии - учению об анаэробиозе.

Изучая невидимые мельчайшие организмы, которые более 3 тысячелетий верой и правдой служили людям (заквашивание молока и овощей, приготовление из муки теста, из ячменя пива, превращение соков в вино и т. д.), химик Пастер создал биологическую теорию брожения.

Эта теория позволила выявить ведущую роль микроорганизмов в круговороте веществ в природе. Она вносила в естествознание и новый подход - теория связывала в единый союз 2 науки - биологию и химию. Все это противоречило взглядам многих химиков и биологов, явилось вызовом корифеям, и Пастеру приходилось долгие годы доказывать тем и другим многочисленными опытами и химическими анализами свою правоту.

В те годы в поле его зрения был вопрос: возможно ли самозарождение жизни? Пастер скрестил шпаги с учеными, считавшими, что микробы зарождаются сами по себе. В течение 5 лет он изобретательными, безукоризненными по чистоте опытами доказал, что "самозарождение микроскопических существ - это химера".

Что касается другой стороны этого вопроса - тайны происхождения жизни на Земле, - то, как омечалось, современная наука до сих пор ее еще не раскрыла. Для ее разгадки уже многое найдено, и ученые надеются, что в этом деле им помогут ранние работы Пастера по молекулярной асимметрии.

Великий новатор в науке был убежден, что самые крупные научные проблемы должны найти практическое применение. Сам он был и экспериментатор, и теоретик-фундаменталист, и практик-технолог. "Существуют науки и приложения наук, связанные между собой как плод и породившее его дерево", - считал он.

Созданная великим химиком биологическая теория брожения имела большое значение для практики. На ее основе Пастер обнаружил многих возбудителей болезней вина, а для каждой болезни - своего микроба и разработал способ борьбы с этими болезнями, предложив подогревать вино до 50-60°С. Позже этот способ назвали "пастеризацией" (затем его стали применять для предохранения от порчи и других продуктов). Пастер исследовал также и производство пива, помог предпринимателям разработать лучшую технологию его приготовления.

На базе этой теории он обосновал научные основы виноделия, пивоварения и других отраслей пищевой промышленности.

Но самое удивительное практическое применение биологической теории брожения нашел знаменитый английский хирург Джозеф Листер, который, прочитав одну из работ Пастера по брожению, раньше других врачей понял, что раневые инфекции также вызываются живыми возбудителями, и в 1867 г. разработал метод борьбы с ними. Несмотря на гонения, он упорно его распространял. Это привело к подлинной революции в хирургии, началу асептики и антисептики. И не исключено, что впоследствии именно Дж. Листер вызвал у Пастера интерес к болезнетворным микробам животных и человека.

Пастер, ставя эксперименты по изучению взаимодействия микробов с различными средами, выявил, что микробы часто выступают в роли помощников человека. "Эта роль необъятна, великолепна, поистине волнующа", - отмечал он.

В те времена ему пришлось внимательно изучить развитие микроба не в колбе, а в живом организме и близко познакомиться с проявлением иной роли микроорганизмов, которая оказалась не такой благополучной.

Длительная эпизоотия (массовое распространение инфекции среди животных) шелковичного червя разорила многих шелководов и нанесла миллиардные убытки стране. Правительство Франции обратилось в Академию наук с просьбой помочь шелководам. По рекомендации Ж. Б. Дюма дело было поручено Пастеру. С четырьмя учениками и верной помощницей-женой ученый отправился на юг Франции в душные червоводни городка Алэ, где в течение 5 лет находилась его главная лаборатория. Напряженная работа подорвала здоровье 45-летнего ученого. Однако левосторонний паралич, от которого он так до конца и не оправился, не помешал ему плодотворно трудиться. Более того, самые блистательные открытия он сделал в последнюю треть своей жизни.

Некоторые ученые того времени полагали, что Пастер, занявшись изучением болезней шелкопряда, напрасно загубил 5-6 лет свой жизни, уйдя с головой только в практические дела, удалившись от теоретических проблем, которыми исследователь должен заниматься. Однако его эксперименты и наблюдения над шелкопрядом определили новую ступень в его научной деятельности и имели важнейшее практическое значение.

До него одни эксперты по шелкопряду полагали, что болезнь червей возникает самопроизвольно, спонтанно, другие - что она протекает не внутри организма. Пастер выявил, что причиной болезни шелкопряда являются микробы, и они поражают организм на всех стадиях развития. Болезней было несколько, и каждая вызывалась своим микробом. Две из них - главные - он изучил досконально. Он не только видел, как развивается микроб в живом организме, но и наблюдал реакцию организма на это развитие. Кроме того, выяснил также, что пока возбудитель болезни размножается в организме, болезнь протекает скрытно. Эти наблюдения положили начало исследованиям по иммунитету.

Пастер проследил пути распространения эпидемии среди шелковичных червей и разработал методы борьбы с этими заболеваниями (до Пастера применяли различные средства лечения шелкопряда: хлор, сернистая и уксусная кислоты, ром, хинин, сажа, сахар, пары азотной кислоты и т. д. Но ни одно из них не дало положительного результата). Рекомендации же ученого заключались в проведении профилактических мероприятий, соблюдении санитарно-гигиенических условий при выращивании этих существ.

При этом ученому надолго пришлось занять "круговую оборону" от выступивших против него ветеринаров, зоологов, агрономов, специалистов-практиков, теоретиков, обвинявших его в невежестве, торговцев и просто завистников. Постепенно предложенные им методы получили признание, так как спасли производство шелка от гибели, что было особенно важно для страны, изнемогавшей после франкопрусской войны под бременем контрибуции.

В наше время кажется странным, что когда-то о микробах люди не знали даже того, что теперь известно иному первокласснику.

Пастеру было за пятьдесят, когда он оставил кафедру и должность профессора в Сорбонне, где несколько лет работал после Высшей нормальной школы, оторвал от сердца и химию, и, не являясь врачом, взялся за исследование медицинских проблем в лаборатории, которая теперь была ему оставлена в домике при Высшей нормальной школе.

Изучение болезней шелкопряда обусловило переход Пастера к изучению инфекционных болезней позвоночных. Ими он занимался со второй половины 70-х годов XIX века и до последних дней, опираясь как на свой многолетний опыт работы с микроорганизмами, так и на идеи и предположения его предшественников-врачей об участии живых существ в инфекционных заболеваниях.

Так возникает новая наука - микробиология. Изучая болезнетворные микробы животных и человека, Пастер нашел возбудителя послеоперационных осложнений - в микроскопе он выглядел ниткой бус. Этот же микроб явился причиной заражения крови, фурункулеза, остеомиелита, абсцессов. Тот же возбудитель был обнаружен у больных родильной горячкой (акушерский сепсис), смертность от которой в Париже была тогда очень высокой.

Пастер неистово боролся за то, чтобы врачи проводили в больницах самую тщательную антисептику. Ему не верили и методы обеззараживания встретили в штыки. Видный парижский хирург так прямо и заявил в Медицинской академии: "Я протестую против распространения на хирургию теории микробов, которая основывается на предпосылке, что инфекция всегда обусловлена причинами внешнего порядка". Невероятными усилиями ученый все же добился санитарных мер, благодаря чему сразу снизилась смертность в родильных домах и операционных. Тысячи людей были обязаны ему жизнью.

В ту пору, в 1877 г., к нему в лабораторию пришли 3 юных и талантливых врача-энтузиаста: Э. Ру, Ш. Шамберлан и Л. Тюйе (к сожалению, погибшей в 30 лет в борьбе с эпидемией холеры). Пастер развертывает такой фронт экспериментальных медицинских работ, который был бы под стать не одному научно-исследовательскому институту. Этими опытами ученый обосновывает микробную теорию инфекционных болезней: каждая болезнь имеет своего возбудителя.

На основе этой теории Пастер изучает возбудителей болезней домашних животных, в первую очередь сибирской язвы, которая была бедствием для скотоводов во всех странах мира. Ее возбудитель был описан несколькими врачами, а немецкий ученый Р. Кох выделил его в чистом виде. Пастер и его помощники, выделив самостоятельно чистую культуру (без примеси других микробов) возбудителя сибирской язвы, установив пути ее распространения, стали искать средство, которым можно было бы защитить от него организм животного изнутри.

В лаборатории Пастера он и его сотрудники тогда работали с чистыми культурами нескольких микробов. Одной из них (культура куриной холеры) суждено было оказать науке неоценимую услугу и стать знаменитой.

Летом 1880 г. пробирку с этой культурой забыли в термостате. Через несколько недель за неимением свежей в эксперименте курам ввели холерный микроб из этой пробирки. Куры заболели, но остались живы. Когда приготовили свежую культуру и заразили ею еще нескольких кур, в том числе и тех, что выжили после предшествующего опыта, те куры, недавно получавшие микробов из старой культуры, опять уцелели, а те, которые получили только свежую культуру, были мертвы. Опыт повторяли многократно, и исход всегда был тот же.

А не было ли чего-либо подобного раньше?

Много веков назад в Индии и Китае для предупрежде-чия натуральной оспы людям втирали в царапины высохшие корочки с кожи человека, переболевшего оспой. Однако этот способ оказался опасным.

В конце XVIII века английский врач Эдуард Дженнер предложил сравнительно безопасный способ предохранительных прививок против оспы, доказав, что прививка человеку коровьей оспы (вакцины) создает невосприимчивость к заражению натуральной оспой.

В единичном явлении ни Эд. Дженнеру, никому другому из врачей и ученых не пришло в голову выявить закономерность, общую для всех заразных болезней. Великое открытие осталось необъясненным.

И вот почти через 100 лет Пастер установил, что действие старой культуры куриной холеры и дженнеровской прививки против оспы аналогично.

Осмысливая этот поразительный факт, он пришел к важному теоретическому выводу, что ослабленная культура куриной холеры - не случайный пример, а универсальное явление, которое касается всех инфекционных заболеваний, и значит, в будущем можно получить на искусственных средах ослабленные культуры всех болезнетворных микробов, которые обеспечат невосприимчивость к заболеваниям. И он создает метод предохранительных прививок, основанный на искусственном иммунитете. Это учение явилось основополагающим для развития иммунологии.

В дальнейших опытах Пастер выявил, что степень болез-нетворности (вирулентность) микроба можно менять и создавать ее различные модели - от очень слабой до очень сильной.

Ослабленные культуры будут применяться для предохранительных прививок. Пастер назвал их вакцинами, расширив это понятие (прежде вакциной называлась только коровья оспа, с которой работал Эд. Дженнер), а прививки - вакцинацией, сказав: "Надеюсь, что наука сохранит это название в знак уважения к заслугам и огромным благодеяниям, которые оказал человечеству один из самых великих людей Англии - Дженнер".

Создавая вакцины против различных инфекций, Пастер проявлял большую изобретательность.

Работая над созданием вакцины против сибирской язвы, ученый нашел способ готовить вакцину при повышенной температуре, не допуская образования спор. В 1881 г. он уже докладывал в Академии наук об открытии вакцины против сибирской язвы, ее успешной проверке и о готовности провести вакцинацию (прививки) домашних животных в широких масштабах.

Сообщение показалось фантастическим, противоречащим не только традиционным взглядам, но и здравому смыслу, и многие, особенно ветеринары, встретили его с недоверием. В лучшем случае исследователя считали фанатичным фантазером.

Известный издатель ветеринарного журнала, яростный противник взглядов Пастера, Россиньоль давно пугал не только ветеринаров, но и врачей, тем, что "теория зародышей возьмет верх над клинической медициной". Он рассчитывал скомпрометировать метод вакцинации, предложив Пастеру провести "повторение лабораторных опытов в полевых условиях". Ученый согласился на самые жесткие условия проведения публичного эксперимента по вакцинации животных. Скотоводы выделили несколько десятков голов скота. Об опыте редакция журнала широко оповестила население, агрономов, медиков, ветеринаров, иронически желая Пастеру успеха в "так долго длившемся турнире": "Если он победит, - писал журнал, - он окажет громадную услугу всей стране, и его противники, подобно рабам античного мира, должны будут посыпать пеплом главу и пойти в цепях вслед за колесницей бессмертного победителя".

Он победил: все невакцинированные животные погибли после заражения их возбудителем сибирской язвы, тогда как все вакцинированные, зараженные такой же дозой возбудителя, остались живы... Россиньоль признал свое поражение.

Пастер продолжил исследования по профилактике других заразных болезней у животных, проводя тысячи новых экспериментов, не считаясь ни со своим здоровьем, ни со средствами: "Я никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас, - успокаивает он жену в письме из одной деревушки. - Пришли мне 1000 франков. Свиньи стоят дорого, а мы убиваем их в большом количестве".

При создании вакцины против краснухи свиней нужно было найти иную возможность ослабления микроба. Оказалось, что этот возбудитель не может расти на питательных средах в пробирке, он мог существовать только в живом организме.

Где найти такое животное, в теле которого можно ослабить вирулентность этого микроба для свиней? Удалось выяснить, что краснухой, кроме свиней, болеют голуби и кролики. Пастер с Тюйе, экспериментально заразив голубя и несколько раз последовательно перевив (пассировав) возбудителя болезни от одной птицы к другой, привили его свиньям. В результате было установлено, что вирулентность этого микроба после пассажей на голубях в отношении свиней усилилась. Зато в опытах на кроликах пассажи возбудителя от одного животного к другому вызвали ослабление болезнетворности микроба по отношению к свиньям. Это дало возможность получить нужную вакцину, применить ее в районах эпизоотии и предотвратить гибель десятков тысяч животных.

Пастеру уже виделись перспективы применения метода вакцинации против (страшно сказать!) заразных болезней человека.

Но большинство противников не торопились бежать вслед за колесницей победителя. Они воспользовались неудачами в проведении прививок вакцины против сибирской язвы его неопытными последователями. В гибели животных обвинили метод вакцинации. Масла в огонь подлил развернувший против Пастера целую кампанию Р. Кох, считавший метод ослабления возбудителя сибирской язвы басней, основанной на заблуждении, и высказывавшийся о вакцине, что "это уж слишком хорошо, чтобы могло быть верным".

Кроме того, Пастера обвиняли в том, что тот заявился в чужой монастырь со своим уставом - его беспрестанно попрекали: "Химик!", а то и вовсе - "Алхимик!". Весь огонь противники сосредоточили на микробной теории болезней, и в 1882 г. газетчики давали ей уничижительные определения: "микробиальное сумасшествие", "научный догматизм профессора Пастера", "микробный фанатизм", и т. п.

Особенно удивительным было то, что его самыми ярыми противниками оказались тогдашние "князья науки" - медики. Предохранительный метод прививок против инфекционных болезней оказался враждебен взглядам, утвердившимся в медицине. В то время она была оторвана от экспериментальных наук и изолирована от великих биологических открытий своего века. К середине XIX столетия лечебное дело зашло в тупик. Положение было таково, что в 60-е годы в его генеральном штабе - Медицинской академии - высказанную врачом Виллеменом мысль о заразности туберкулеза назвали "зловещей мыслью", а самого врача сочли "нарушителем всех основ медицины". В микробной же теории заразных болезней, которая ставила медицину в неразрывную связь с естествознанием, многие терапевты 80-х годов усмотрели угрозу для своей профессии.

Разразился великий спор. Парижские эскулапы, даже видные, убежденные в спонтанном происхождении всех болезней, слышать не хотели о каких-то микробах - им казалась невероятной открывающаяся роль мельчайших микроорганизмов.

Взгляды этих врачей были отражены в дискуссии 1883 г., проходившей в Медицинской академии. Она не была просто научной междоусобицей - в медицине открылась бактериологическая эра, новый период медицинской истории. Клинической медицине предстояло перейти от врачевания как ремесла и искусства на позиции одной из естественных наук.

Некоторые клиницисты, участники дискуссий, возмущались: "Гонятся за микробами и губят больного!", "Необходимо положить конец этим безрассудным авантюрам!" Особенно неистово обрушился на "алхимика" известный профессор-терапевт Петер. "Я не верю в эту инвазию паразитов..., которая угрожает нам как одиннадцатая казнь египетская", - говорил он, всячески подчеркивая особенность медицины как самостоятельной науки. О микробах он высокомерно заметил, что "эти достопримечательности естествознания, несомненно, интересны, но не имеют, в сущности, почти никакого значения для медицины".

И далее он обратился непосредственно к Пастеру: "В этой борьбе, которую я предпринял, настоящий инцидент - только схватка передовых частей, но если, в чем я уверен, подойдут мои подкрепления, то сражение превратится в генеральное, и я надеюсь, что победа останется за главными силами, то есть за „старой медициной”".

А Пастер со своими учениками в те годы уже поднял меч против одной из самых ужасных и безнадежных болезней животных и человека - бешенства.

1   2   3   4   5   6   7   8

Источник: Шевелев А. С., Николаева Р. Ф. Последний подвиг Луи Пастера. - М.: Медицина, 1988, 112 с.: ил. (Науч.-попул. мед. литература).